Она нежно пожала руку гостя.
— И здесь — то же самое. Моя жизнь катилась по гладким рельсам, а немногие печали — мелочь, по сравнению с тем, что выпало на твою долю. Ошибки в работе, зависть к более одаренным коллегам, неудачные вечеринки, несчастная любовь… раза два, не больше.
— Да нет, — возразил он, удивленный подобной откровенностью. — Ты не виновата, что твоя жизнь была легче.
— О, в те времена она не казалась мне легкой. Мелкие огорчения воспринимались как настоящее горе. Личную матрицу сняли за несколько месяцев до того, как родеригианцы разрушили Компендиум и убили всех его обитателей. Поэтому у меня не сохранилось прямых воспоминаний об этом кошмаре. Но Сомнир заставил меня просмотреть записи.
Лицо ее превратилось в трагическую маску. Лиил горестно заломила руки.
— Наверное, тебе пришлось нелегко, — пробормотал Руиз.
— Я не видела собственной гибели. Сомнир милосердно убрал некоторые фрагменты записей. Но я наблюдала гибель всего, что я так любила.
— Мне очень жаль, — неловко проговорил Руиз.
— Зачем я все это рассказываю? Хочу убедить тебя, что я понимаю, пусть не до конца, людей, совершающих убийства. Я знаю, как чувствует себя человек, осознающий, что он никогда не сможет сравнять счет. Несмотря на все усилия, прежняя жизнь никогда не вернется. — Лиил положила руки мужчины себе на колени и пристально посмотрела ему в глаза. — Пойми, если бы передо мной очутились все гетманы Родериго, связанные и беспомощные, я все равно не смогла бы перерезать их мерзкие глотки. Но я зарыдаю от радости, если это сможешь сделать ты.
Мрачная картина, нарисованная женщиной, вызвала невольную зловещую улыбку на лице бывшего агента. Лиил вздрогнула и отвела глаза, однако руку мужчины не отбросила. Руиз ощутил приятную упругость бедра под своим запястьем, нежную плоть живота, чуть жестковатые волосики лобка.
«Как глупо», — сказал он себе, собираясь отстраниться, но Лиил не отпускала руку, пристально глядя ему в глаза.
— Послушай, Руиз. Все это больше не имеет значения. Ты слишком долго был оружием в разных руках. Ты не обязан больше так поступать.
— О чем ты говоришь? — резко спросил он. — Ты не хочешь, чтобы я боролся с Родериго? Сомниру вряд ли понравились бы твои речи.
— Да, конечно. Но мне кажется, что тебе достаточно отказаться от их задания. Я имею в виду, что у тебя есть шанс изменить свою жизнь. Главное, хватит ли у тебя ума не пропустить его и суметь им воспользоваться.
— Шанс на спасение? — Как странно прозвучали эти слова применительно к его положению. — Ты что, позволишь мне остаться здесь, чтобы вечно наслаждаться журчанием твоего фонтана?
Она покачала головой и грустно улыбнулась.
— Нет. Здесь ты остаться не можешь. Но существует более надежное убежище — Низа.
Руиз вырвал ладонь из ее рук. Бывшего агента переполняла бесформенная, клокочущая ярость.
— Вот как?! — почти закричал он. — Ты считаешь, что «его спасет любовь достойной женщины»? Какая прелестная, романтичная… слюнявая, жалкая, идиотская мысль! Что ты знаешь о нас? Мы не доверяем друг другу. Она запросто может оказаться геншированной марионеткой. Не говоря уж о том, что, скорее всего, мы оба вскоре подохнем на Сууке.
Казалось, его взрыв оставил Лиил равнодушной. Она подняла квадратик, запечатлевший ночь на барже.
— Я знаю только то, что известно тебе самому. Не важно, что она о тебе думает. Хотя я не верю, что она настолько холодна, как кажется тебе. Важно другое: ты ее любишь?
Он покачал головой, не в силах произнести ни слова.
— Не стоило спрашивать. — с улыбкой произнесла хозяйка, откладывая в Сторону квадратик. — Любовь встречается гораздо реже, чем думают люди, но зато ее гораздо легче распознать.
Руиз подошел к стеклянным дверям и посмотрел на белые склоны, спускавшиеся к освещенному солнцем морю.
«Все это — иллюзия, — подумал он. — А я внимаю призрачному мозг-навигатору, который утверждает, что любовь сильнее всего на свете».
Печальная безнадежность происходящего погасила его гнев. Руизу хотелось заплакать.
Несколько минут царило молчание. Руиз заметил странную цикличность волн, бившихся об основание гигантской крепости Компендиума. Конечно, всякая имитация ограниченна. Можно запомнить, как выглядели волны, но невозможно сделать каждую волну единственной в своем роде. Ему подумалось, что всякое подобие разумной жизни во вселенной было сродни здешним иллюзиям. Где-то люди жили мирно и спокойно, их дни заполнялись полезным, созидательным трудом. Он уверен, что такие люди обязательно где-то существовали. Но в его нынешнем состоянии духа они представлялись Руизу абсолютно нереальными, почти чудовищными. Как шарды, парящие на орбите, заставляя главарей пиратов соблюдать непонятные законы, как работорговцы, как каннибалы… Как все невинные и слабые человечки, копошащиеся на поверхности Суука.
Он распахнул двери и вышел навстречу солнцу и морскому воздуху. Взявшись за поручни балюстрады между двумя терракотовыми вазами, полными розоватых, пахнущих корицей цветов, Руиз посмотрел на дворец далеко внизу. Три сарима кружили над заливом, раскинув свои прозрачные, радужные крылья.
Неслышно приблизилась Лиил, ее руки обвили талию мужчины, и она всем телом приникла к нему.
Чуть погодя он задумчиво спросил:
— А что бы произошло, если бы я прыгнул вниз?
— Ты бы падал, пока не вышел из сферы моего влияния. А потом, вероятно, Сомнир появился бы в образе ангела с сияющими крыльями, чтобы умчать тебя прочь в сверкающем облаке славы.